— Расстегни пуговицы… здесь… да, вот так…
— Я выключу свет.
— Нет, я хочу видеть тебя…
— Светит луна, — щелчок, — видишь, как светло…
— Скорее, иди сюда.
— Я уже здесь.
— Поцелуй меня еще раз, Уильям.
Они некоторое время не разговаривают.
— Можно я это сниму? — спрашивает он.
— Давай помогу… вот так.
— О! Какие же они красивые…
— Я рада, что тебе нравится… сделай так еще раз… сильнее… сожми немного… о Боже…
Через мгновение:
— Теперь я хочу почувствовать твою грудь. Чертовы пуговицы… я порвала рубашку.
— Черт с ней.
— О, я так и знала… Смотри.
— Что?
— Наша кожа в свете луны… ты такой бледный, а я такая черная, смотри…
— Вижу.
— Прикоснись ко мне. Погладь меня. Тискай меня, щипай меня, изучай меня, я хочу, чтобы твои руки были везде…
— Да…
— …Повсюду, твои руки — здесь, о да… особенно здесь, о, ты знаешь, ты точно знаешь где…
— Ты такая мягкая внутри.
— Это сон.
— Нет, это реальность.
— Я не хочу просыпаться.
— Такая нежная…
— А ты такой твердый… можно я поцелую?
— Да, прошу тебя… А! Господи, как хорошо… Господи!
— Уильям?
— Да?
— Сейчас?
— О да.
— …Сними их.
— Шелковые.
— Да, снимай скорее.
— Хорошо.
— Я так долго этого ждала…
У нее вырывается стон, он издает какой-то звук, похожий на рыдание, а потом — только их прерывистое дыхание. Наконец он начинает громко кричать, она заглушает его крики поцелуями, а затем и она зарывается лицом в подушки и пронзительно кричит, а он, не привыкший к этому, спрашивает, что он делает неправильно, и она говорит:
— Все хорошо, все хорошо, все хорошо…
…И вот ее тело обмякло. Она лежит с закрытыми глазами, на обнаженной груди блестят капельки пота. Как только ее дыхание нормализуется, она открывает глаза и говорит:
— Теперь я знаю, как это должно быть!
Он смеется и, поймав ее лукавый взгляд, признается:
— Именно об этом я сейчас и думал.
Тогда они оба смеются, и он говорит:
— Знаешь, после этого я делал разное… ну, знаешь… но не думаю, что я когда-нибудь смеялся…
— Я так рада, — говорит она. — Уильям, я так рада!
Роммель чувствовал запах моря. В Тобруке жара, пыль и мухи досаждали так же, как и в пустыне, но, когда он ощущал на своем лице соленую свежесть, принесенную с моря легким бризом, все это казалось не таким уж невыносимым.
В передвижной командный пункт зашел фон Меллентин с отчетом от разведотдела.
— Добрый вечер, фельдмаршал.
Роммель улыбнулся. Его повысили после победы при Тобруке, и он еще не привык к новому званию.
— Есть новости?
— Донесение от агента в Каире. Он сообщает, что оборонительный рубеж Мерса-Матрух плохо защищен посередине.
Роммель взял отчет, начал просматривать его и тут же усмехнулся: союзники предполагают, что он предпримет обходный маневр на южном фланге обороны противника, — похоже, англичане наконец-то начали работать мозгами.
— Значит, вот в этом месте минное поле наименее насыщенное… Но здесь же линию защищают две колонны. Что такое колонна?
— Они используют новый термин. По словам одного из военнопленных, колонна — это бригада, которая имела два столкновения с бронетанковыми войсками.
— То есть ослабленные части?
— Да.
Роммель ткнул пальцем в отчет.
— Если это правда, мы можем прорвать линию Мерса-Матрух сразу, как только до нее доберемся.
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы проверить сведения в ближайшие дни, — сказал фон Меллентин. — В прошлый раз этот агент оказался прав.
Дверь в штаб открылась, вошел Кессельринг.
Роммель был неприятно удивлен.
— Фельдмаршал! — воскликнул он. — Я полагал, что вы на Сицилии.
— Я был там. — Кессельринг потопал ногами, отряхивая пыль со своих изящных ботинок. — Я прилетел сюда, чтобы повидаться с вами. Черт возьми, Роммель, разве отданные вам приказания недостаточно ясны? Вы должны были продвинуться до Тобрука, не дальше!
Роммель уселся в походный шезлонг. Надежда, что обойдется без вмешательства Кессельринга хотя бы на этот раз, не оправдалась.
— Обстоятельства изменились.
— Но полученные вами приказы были подтверждены верховным командованием итальянской группы войск, — вскричал Кессельринг. — А вы что сказали в ответ на это? Поблагодарили за «совет» и пригласили Бастико отобедать с вами в Каире!
Ничто так не раздражало Роммеля, как приказы от итальянцев.
— Итальянцы ничего не сделали в этой войне! — мстительно буркнул он.
— Это не имеет отношения к делу. Сейчас от вас требуется помощь при наступлении на Мальту. После того как мы возьмем Мальту, вы сможете продвигаться в Египте.
— Вы так ничему и не научились! — вскричал Роммель, но тут же сделал над собой усилие и понизил голос: — Пока мы тут копаемся, враг не спит. Если бы я играл в ваши игры, я бы до сих пор топтался на месте. Кто так воюет — продвинулись на сантиметр, закрепились, продвинулись еще на полмиллиметра? Когда меня атакуют, я уворачиваюсь; когда враг обороняется, я иду в обход; но когда противник бежит, я его преследую. Так вот сейчас англичане улепетывают, так что самое время брать Египет.
Кессельринг сохранял спокойствие.
— У меня есть копия вашего обращения к Муссолини. — Он вынул из кармана бумагу и прочел: — «Нынешнее положение и моральное состояние войск, материальные ресурсы, пополненные благодаря захваченным полевым складам, а также ослабленное состояние сил противника позволяют нам преследовать его в глубь египетской территории». — Он сложил бумагу и повернулся к фон Меллентину. — Сколько германских танков и солдат у нас имеется?