— Я же говорил — почти араб, — сказал он не без восхищения.
— Прощайте, друзья.
— До следующего раза, — ответил Абдулла.
Вульф вышел в холодную ночь, совершенно не представляя, куда ему идти.
В больнице медсестра «заморозила» половину лица Вандама с помощью местной анестезии, а затем чуткие и холодные пальцы доктора Абутнот наложили на его щеку шов и надели защитную повязку, закрепив ее длинной полоской бинта, обмотанного вокруг головы.
— Я, наверное, похож на мультяшного героя, у которого болит зуб, — пошутил Вандам.
Доктор не улыбнулась, и выражение крайней озабоченности не покинуло ее лица. Видимо, ей не хватает чувства юмора.
— Когда действие анестезии закончится, вам придется поумерить свое веселье. Боль будет сильной. Я дам вам болеутоляющее.
— Спасибо, не надо.
— Не упрямьтесь, майор. Вы еще пожалеете об этом.
Вандам взглянул на ее белое больничное одеяние и туфли на низком каблуке и сам удивился тому, как мог считать ее хоть сколько-нибудь привлекательной. Да, она довольно милая, даже хорошенькая, но такая холодная, надменная и… антибактериальная… Совсем не похожа на…
На Елену!
— От болеутоляющего меня потянет в сон, — сообщил он ей.
— Тем лучше. Если вы ляжете и не будете много ворочаться во сне, то по крайней мере в ближайшие часы швы точно не разойдутся.
— Я не прочь поспать, но у меня есть важные дела, которые не могут ждать.
— Ни о каких делах не может быть и речи. Вам даже ходить не рекомендуется. И постарайтесь как можно меньше разговаривать. Вы ослабли от потери крови, а такая рана чревата как физическими, так и психологическими последствиями — через пару часов, когда пройдет болевой шок, вы почувствуете головокружение, тошноту и усталость.
— Ничего страшного. Если немцы возьмут Каир, я почувствую еще и не такое, — возразил майор и встал.
У доктора Абутнот был обиженный вид. Вандам подумал, что она неплохо командует людьми, но не умеет бороться с открытым неповиновением.
— Вы ведете себя, как мальчишка, — буркнула она.
— Никто и не спорит. А есть мне можно?
— Нет. Принимайте разбавленную в теплой воде глюкозу.
«Не беда, разбавим ее в теплом джине», — решил Вандам и учтиво пожал холодную и сухую руку Джоанны.
Джейкс ждал его снаружи, в машине.
— Я знал, что вас не смогут задержать надолго, сэр! — воскликнул он. — Отвезти вас домой?
— Нет. — Вандам посмотрел на часы и обнаружил, что они остановились. — Который час?
— Пять минут третьего.
— Вульф ужинал не один?
— Нет, сэр. Его спутница находится под арестом в штабе.
— Отвезите меня туда.
— Вы уверены, что…
— Уверен.
Машина тронулась с места.
— Вы оповестили начальство? — осведомился майор.
— О последних событиях? Нет, сэр.
— Хорошо. Еще успеется. — Вандам не стал произносить вслух то, что им обоим было известно: над их отделом и так уже сгустились тучи из-за того, что Вульф добрался до секретной информации. Когда станет известно, что он еще и умудрился ускользнуть прямо из рук, опалы не миновать.
— Так, значит, Вульф ужинал с женщиной?
— Да еще с какой женщиной, сэр! Настоящая красотка. Ее зовут Соня.
— Танцовщица?
— Именно.
Они помолчали. Итак, Вульф не стесняется ужинать с одной из самых известных женщин в Египте в промежутках между кражей британских военных тайн. Теперь наглости у него поубавится. Впрочем, в создавшемся положении есть и свои минусы: Вульф знает, что англичане за ним охотятся, и постарается впредь быть более осторожным. Когда работаешь со шпионами, нужно соблюдать железное правило: не пугай их холостыми выстрелами — стреляй наверняка.
Они подъехали к генштабу и вышли из машины.
— Что делали с Соней после ареста? — спросил Вандам.
— Ничего, — сказал Джейкс. — Оставили ее одну в пустой камере. Никакого питья, никакой еды, никаких расспросов.
— Хорошо.
Все равно жаль, что у нее было время собраться с мыслями. Из опыта работы с военнопленными Вандам знал, что наибольший эффект достигается при допросах, произведенных непосредственно после пленения, когда человек боится, что его убьют. Позже, когда он побывал уже там и сям, его накормили и напоили, он начинает ощущать себя именно пленником, а не солдатом, тут же понимает, что теперь у него есть новые права и обязанности, и велика вероятность того, что с этого момента он не раскроет рта. Вандаму следовало бы допросить Соню сразу после драки в ресторане. Но, поскольку это было невозможно, его подчиненные выбрали наилучший вариант — продержали арестованную в изоляции и в состоянии полной неизвестности.
Джейкс провел его по длинному коридору в комнату для допросов. Вандам заглянул внутрь через глазок. Это была квадратная комната без окон, залитая ярким электриче— ским светом. В ней находился стол, на нем — пепельница, рядом — два стула, в углу за перегородкой без двери — унитаз.
Соня сидела на одном из стульев, лицом к двери. «Джейкс был прав, — подумал Вандам, — она аппетитная». Иначе, как очень красивой, ее и не назовешь: своим зрелым, шикарным телом с сильными, пропорционально развитыми членами она напоминала амазонку. Молодые женщины в Египте, как правило, были грациозны, словно нежные молодые лани. Соня же больше походила на… Вандам нахмурился, соображая: на тигрицу. Она была одета в ярко-желтое платье, довольно вызывающее, на вкус Уильяма, однако вполне подходящее для клуба вроде «Ча-ча». Минуту-другую майор наблюдал за пленницей. Она сидела совершенно спокойно: не дергалась, не бросала обеспокоенных взглядов по сторонам, не курила, не кусала ногти. «Крепкий орешек», — подумал Вандам. Потом выражение ее лица вдруг изменилось, она встала и сделала несколько нервных шагов по камере. «Не такой уж крепкий», — понял майор. Он открыл дверь и вошел в камеру.