Фон Меллентин внимательно слушал и кивал в знак одобрения. Этот план типичен для Роммеля: быстрая передислокация сил увеличивает эффективность ударов, тактика окружения позволяет неожиданно и мощно атаковать противника там, где он этого меньше всего ожидает. Если план сработает, наступающие силы союзников будут окружены, отрезаны и уничтожены.
Если все пойдет как надо.
Если шпион прав.
Кессельринг невозмутимо произнес:
— Я думаю, вы совершаете серьезную ошибку.
— Думайте, как вам угодно. Это ваше право, — спокойно ответил Роммель.
Один фон Меллентин с трудом сохранял спокойствие. Если дело обернется плохо, в Берлине быстро узнают о беспочвенном доверии Роммеля к неподтвержденным разведданным; все шишки посыплются на фон Меллентина за предоставление таких сведений. Подчиненных, которые его подводили, Роммель не щадил.
Генерал-полковник взглянул на лейтенанта, делающего записи.
— Таковы мои приказания на завтра.
Он вызывающе посмотрел на Кессельринга.
Фон Меллентин засунул руки в карманы и скрестил пальцы.
Фон Меллентин надолго запомнил тот момент, когда шестнадцать дней спустя они с Роммелем наблюдали за рассветом в Тобруке.
Они стояли рядом на крутом склоне к северо-востоку от Эль-Адема, дожидаясь начала сражения. Роммель был в темных защитных очках, которые он отобрал у взятого в плен генерала О’Коннора. Эти очки когда-то служили тому чем-то вроде фирменного знака. Генерал-полковник находился в отличной форме: глаза его сверкали, он был оживлен и уверен в себе. Иногда фон Меллентину казалось, что, если тщательно вслушаться в тишину, пока Роммель пронизывает взглядом местность, можно услышать, как тикают его мозги.
— Шпион прав, — сказал фон Меллентин.
— Я как раз думал об этом, — улыбнулся Роммель.
Союзники действительно перешли в контрнаступление 5 июня, как и было предсказано. План Роммеля сработал настолько хорошо, что немецкие войска тут же смогли перейти от обороны к ответной контратаке. Три из четырех английских дивизий, втянутых в дело, были разбиты, четыре артполка взяты в плен. Роммель развивал превосходство, не останавливаясь ни перед чем. 14 июня эль-газальский оборонительный рубеж был прорван, а сегодня, 20 июня, войска начали осаду важного берегового гарнизона Тобрук.
Фон Меллентин передернул плечами. Даже удивительно, насколько холодно может быть в пустыне в 5 часов утра.
Он посмотрел на небо.
В двадцать минут шестого начнется атака.
Раздался звук, похожий на отдаленные раскаты грома. По мере приближения эскадрильи бомбардировщиков звук перерос в оглушительный рев. Первый отряд пролетел у них над головами, спикировал вниз и сбросил бомбы. Поднялось огромное облако пыли и дыма, и одновременно вся артиллерия Роммеля открыла огонь. От грохота заложило уши. В небе пронеслась новая волна бомбардировщиков.
Фон Меллентин восхищенно воскликнул:
— Фантастика! Кессельринг знает свое дело.
Но это было неверное выражение, и Роммель прицепился к словам:
— Кессельринг тут вообще ни при чем: сегодня наш день.
«Все равно Люфтваффе показывает класс», — подумал фон Меллентин, хотя вслух ничего не сказал.
Крепость Тобрук состояла из концентрических укреплений. Собственно гарнизон находился внутри города, а сам город являлся сердцем обширной территории, окруженной по 35-мильному периметру проволокой и усеянной опорными пунктами. Немцам предстояло пробраться через окружение, затем проникнуть в город и только потом взять гарнизон.
Из середины поля битвы поднялось облако оранжевого дыма.
— Сигнал! Артиллерию просят перенести огонь глубже.
Роммель кивнул:
— Хорошо, значит, мы продвигаемся вперед.
Фон Меллентин почувствовал прилив оптимизма. В Тобруке есть чем поживиться: горючее, динамит, палатки, грузовики (уже более половины парка Роммеля состояло из английских машин), продовольствие… Фон Меллентин улыбнулся:
— Как насчет свежей рыбки на ужин?
Роммель тут же понял ход его мыслей.
— Или печенки, — сказал он. — С жареной картошкой. И свежего хлеба.
— А потом — нырнуть в настоящую кровать с пуховыми подушками.
— В доме с каменными стенами, где нет жары и клопов.
Прибыл посыльный с рапортом. Фон Меллентин взял его и прочел. Стараясь скрыть свое возбуждение, он произнес:
— Мы прорвали проволочное заграждение у опорного пункта номер 69. Группа Менни атакует вместе с пехотой из Африканского корпуса.
— Вот оно! — вскричал Роммель. — Мы прорвались! Пойдем.
Было 10.30 утра, когда подполковник Реджи Бодж просунул голову в дверь кабинета Вандама и сообщил:
— Они осадили Тобрук.
Работа сразу же потеряла всякий смысл. Вандам продолжал механически читать доклады информаторов, рассмотрел дело ленивого лейтенанта, который был представлен к повышению, но явно этого не заслуживал, постарался думать об Алексе Вульфе, однако все это выглядело безнадежно тривиальным. С течением дня приходящие новости угнетали все больше. Немцы прорвали проволочное заграждение. Перешли через противотанковый ров. Пересекли внутреннее минное поле. Достигли стратегического скрещения дорог, известного как Королевский перекресток.
Вандам отправился домой в семь, чтобы поужинать с Билли. Он не мог рассказать мальчику о Тобруке: новости еще нельзя было разглашать. Пока они ели бараньи отбивные, Билли болтал о своем учителе английского, который из-за болезни легких не мог служить в армии, однако при этом часто повторял, что ему хотелось бы очутиться сейчас в пустыне и показать фрицам, где раки зимуют.